новое
20 часовой «перелет» из Рио в Кейптаун. Приглушенный свет, наконец все поели, сходили в туалет, наступила небесная ночь. Люблю эту тишину кабины самолета, которая и не тишина вовсе, а такой глуховатый гул, в котором как интершумы просачиваются разговоры попутчиков, и ты их не слышишь, только «бу-бу-бу», повисают как шарики, нарисованные в моей голове над их головами — знаете, такие, которые в комиксах рисуют у ртов героев, с их фразами. И вот весь салон спит, изредка снуют вдоль проходов стюарды, надеясь на недолгий сон, и пара «шариков» над головами неспящих, говорящих пассажиров. Я тоже не сплю.
Я в затруднительном положении. На дворе — золотая середина моего путешествия, а я ментально все еще в начальной точке. Словно и не было этих пяти месяцев. Куда они делись впечатления и эмоции путешествия? Почему остались только вопросы, обращенные к солнцу и ветру и ясеню по утру? Где все уроки и моменты просветления, полученные от встреч и открытий? Будто растворились как гранулы соли в воде сознания, но концентрации недостаточно, мало мыслей, нет решений. Хочу озарения! — кричу я сама в своей голове и гневно стучу ножкой по своим мозгам. Кажется без каблуков.
Терпения. Терпения не хватает не только мне. Оказывается, терпение — дефицитный товар для всего «игрек» поколения «почемучек». Нам подавай результаты здесь и сейчас, мы не можем ждать. А говорят — нужно. Но его, терпения, мне не хватало никогда: ни когда я на скорую руку выводила каракули алфавита в школе, ни когда пытаюсь сосредоточиться на чтении смысла предложения книги, а беспокойная мысль уже стучит ножкой: «А что там дальше, а? Ну чем эта тема закончится?», ни когда пытаюсь одолеть новый язык, а мой единственный второй — английский — драматично закатывает глаза «о боже! ну что ты мучаешься целых два месяца, если у тебя есть я!», ни, что уж там говорить, когда не стоит спешить в отношениях, а тебя несет. Что там классики про нас говорили? «И жить торопится и чувствовать спешит?».
Все поколение «Вай» (‘Y» — произносится как «уаааай» — «ну почемуууу») озадачено одним и тем же вопросом самоактуализации — «что делать со своей жизнью», «кто я», «зачем я», «о боже, все пропало, я не знаю зачем живу, а время то уходит, а я все еще не спас землю от глобального потепления». На что «бэби-бумеры» и «иксы» (прим.автора: другие социологические классификации поколений) удивленно, почти в раздражении пожимают плечами: «и что им неймется. Дурью маются или жиру бесятся». Вот он конфликт поколений. А у нас то большие, глобальные, экзистенциальные вопросы! Не решив их, не ответив на вопросы, как мы можем заниматься чем-то без смысла? Нам всегда нужно знать «А почему», «А в чем моя задача в этой задаче». И вот мы, «почемучки», как умные, которых, к слову, всегда поощряли за пятерки, а не за существование, снова и снова нетерпеливо бьем свои полушария вопросами, как барабанными палочками, не давая им расслабиться. Бьем бывает красиво, ритмично, даже можем впадать в транс от гулкого эха растянутых с временем мозгов.
Как сказал дин из моих героев в интервью: «Если вы не знаете, что делать со своей жизнью — не делайте ничего! Сядьте на вершину горы и думайте, пока не поймете. А иначе все бессмысленно». Прав. И вот я пытаюсь представить свое путешествие как вершину. Но на дворе середина. И может быть я на середине пути к вершине? — спрашиваю я себя, нетерпеливо выстукивая на клавиатуре этот текст.
Стивен Джонсон в своей книге «Откуда берутся хорошие идеи», среди прочих практик, рекомендует «slow hunch», по-русски, наверное, лучше перевести как «медленное озарение». Терпение и созерцание, вот что нужно, как он тоже говорит. Идеям нужно время, чтобы все мысли, которые уже есть в твоей голове как-то сами собой соединились, как молекулы образуют связи между собой, и превратились во что-то стоящее. И если эта идея совершенно нова, то шансов, что она будет полезной — очень мало. Другими словами, нужно время, чтобы открыть все двери, которые приведут к идее.
На этом я соглашусь и остановлюсь. Пойду созерцать.